Я буду любить тебя этой зимой,
впиваясь в твой смех, огрызаясь на резкость.
Неважно, что – дальше: сегодня ты – мой.
Ты снова не здесь, но сегодня мы вместе.
За сотые доли шагов до грозы,
за тысячу метров до нашей разлуки,
за время, что падает в эти часы
с усердьем, приравненным к скорости звука,
я выброшу прозу, я спрячу стихи,
сожгу дневники и расплавлю все диски, -
чтоб пробовать ворох приветствий сухих
на вкус, - как и эти поблекшие листья.
Я буду любить тебя. Здесь и сейчас,
не зная былого, не видя – грядущих…
Опять тишина... Ну, не надо молчать! –
ведь всё хорошо, и не хочется – лучше.

Небо близится. Сутки за трое.
Полуночный перрон. Тусклый свет.
Вдалеке, вон за этой горою
вьётся кризис остаточных лет,
переплёты шершавых тоннелей,
горизонт, облачённый во тьму…
Всё, чего мы с тобою хотели,
в эти дни сведено к одному:
грустный тамбур... излучина дыма…
предвкушение новой войны.
Час назад ещё были иными,
а теперь мы – на гребне волны.
Только нервы уже на исходе
и тетрадь – по одной – вкривь и вкось, -
по традиции, следуя моде:
всё – смешалось. И жить – сорвалось.

Смайлики – в коме. В эфире – тоска, -
мэски с душком супового набора…
То, что фортуна идёт по рукам,
мы уже приняли за аксиому.
…И утвердили на выходных
как вариант проведения ночи
тему для этой сверхновой войны,
ту, что недавно прислали по почте
люди, которым уже всё равно,
что и на нашей улице праздник…
Ставишь «Машину». Уходим на дно
и до утра мы с тобою – по разным.
На автомате вбиваю в игнор,
молча любуюсь на красный цветочек.
Очень печально, но я до сих пор
не понимаю, чего же ты хочешь…

Клубком на сердце дремлет гордость,
глаза слипаются со скуки.
Неразделённые, мы порознь
у белой пристани разлуки.
Смотрю, стараясь не касаться
тебя ни взглядом, ни улыбкой:
нам на Земле – не удержаться:
здесь слишком душно, слишком зыбко.
Здесь – пыль дорог и Город. Город…
Вдоль тишины – опавший вечер.
И третья степень светофора
от тех, кто прежде шёл навстречу…

Смеялись звёзды. Вечер предвещал
запутанный клубок случайных связей.
Боюсь, мы не научимся прощать… -
пусть даже будет налицо опасность, -
опасность сжечь, опасность потерять,
сдать все позиции и намертво разбиться…
И даже если... но и то – навряд
ли, - с этим сложно ошибиться.
…Шёл третий час. Горели фонари.
Ревел мотор. Земля шипела паром.
Я плавилась. Ты что-то говорил.
Нас молчаливо в чём-то упрекала
луна. Не спали где-то на втором.
Катилась ночь. И телефон трезвонил,
глотая эти молнии и гром,
что отдавался эхом по ладоням,
мяч по земле наматывал круги, -
наверное, боясь остановиться…
Ты дай мне знать, как будет перегиб.
…И не забудь перевернуть страницу.

Наверное, так неправильно,
наверное, так нельзя:
как только сданы экзамены,
мы реже звоним друзьям
и дольше не появляемся
у тех, кому вроде как
должны уделять внимание, -
хотя бы чуть-чуть, слегка, -
за кофе да сигаретами,
с пролистываньем меню…
И эту привычку вредную
не вырубишь на корню.
…Хотя, если верить райдерам,
рингтонам и новостям,
вести себя так – неправильно,
вести себя так – нельзя…

Помада тает на губах.
И дождь – как манная крупа –
по улицам, чужим тебе и мне.
Глаза считают этажи,
а Время считывает жизнь
в отместку, что забыли о войне
двух душ от запустелых тел,
которой ты так не хотел,
которой я боялась и ждала.
В молчаньи руки теребя,
я отдала тебе себя
в ответ на городское: «Как дела?»
От куртки только холодней.
Рука, – но кто-нибудь за ней
придёт, - и отберёт её тотчас.
Привет – пока. Пока – привет.
Плывёт сквозь горечь сигарет
твоё: «Прости, я занят. Не сейчас».

Сны о сказочных принцах
теперь бесполезны.
Хоть мозги мне не пудри,
раз не можешь помочь!..
…Знаешь, мне бы разбиться
с тобой о порезы
на моей рыжей шкуре
в эту страшную ночь, -
потому, что законы
для нас – не прокатят,
потому, что мне – больно
и нечем дышать.
Я тебя – не запомню.
Ты меня – не охватишь.
И не стоит сегодня
никого загружать
своей вечной проблемой
невозможности жизни,
что забилась от страха
у меня на груди.
Ты сегодня – не в тему.
Извини: так уж вышло.
И я больше не стану
объяснять. Уходи.

Может, вспомнишь меня, -
невпопад, как обычно, -
в час, когда зажигалку
заменишь на спички.
В час, когда Достоевский
подвинет Стругацких,
может, ты перестанешь
верить в жёсткие сказки
про уход по-английски
от любимых и прочих
на рассвете и после
зачатия ночи.
Может быть, ты однажды
переборешь мой голос, -
в те года, когда воздух
подопрёт невесомость;
в девять вечера, после
каждодневного фарса,
ты увидишь, как прочно
я с тобой не согласна,
и тогда вдруг поверишь
в это мерзкое лето,
где есть вещи важнее
передачи приветов…
Вот к примеру: тревога
заболеть не на шутку
между жизнью и просто
вот таким промежутком
непонятного флирта
вперемешку с печалью…
Может быть. А пока что:
я тебя – не прощаю.

Развяжи мою тень,
дай мне выпить глоток тишины
посреди сентября,
где ещё мы с тобой не знакомы.
В лабиринтах квартир
я опять вижу страшные сны
о попытке обнять
в нереальности выдумать повод.
Развяжи мою тень,
отпусти на свободу тепло
неприкаянных рук,
слепо шарящих ключ по карманам
там, где ты не хотел,
а я верила, жизни назло,
что однажды ты вдруг
и меня занесёшь в свои планы.
Там, где ты не хотел
и не видел иного пути,
отрешённость руки
за тебя доведёт до конечной.
…Развяжи мою тень
и позволь мне сегодня уйти
много раньше других,
опоздавших на целую вечность.

На том краю крыши, где, кажется, легче упасть,
уже лежит снег и заметно, что скоро ноябрь.
Давление – в норме. И вроде бы жизнь удалась, -
пока не проходит желание чувствовать рядом
с собой чью-то ауру, чьё-то чужое тепло,
которое ты – машинально – до точки кипения,
стараясь не думать, что время твоё истекло
ещё на седьмой из построенных ею ступеней,
и что до земли остаётся – один только шаг,
который ты вряд ли сумеешь... – пока она рядом, -
на том краю крыши, где, кажется, легче дышать,
и где лежит снег и заметно, что скоро ноябрь…

Скорее всего, ты рядом,
скорее всего, ты слышишь,
как тают под снегопадом
залитые солнцем крыши,
как тень от моей улыбки
мелькает в твоих упрёках…
Мы злые. Мы так привыкли
полночи сжигать в намёках,
что просто не сможем – порознь,
в тоске по чужому взгляду
сворачивать эти горы…
Наверное, и не надо:
поскольку уже не выйдет –
ни рядом, ни просто сбоку…
Зачем же мы так привыкли
неравенствовать – пред Богом?

Останься во мне. Откровением майских каникул,
прохладой дождя в душном омуте летних ночей,
инет-персонажем с таинственно-сказочным ником…
Хоть кем-нибудь, как-нибудь!.. Просто. Не знаю, зачем,
не знаю, с чего это всё... и когда... и как долго…
Ты просто останься. Случайной крупицей тепла,
непрошенным светом в потёмках зашторенных комнат,
неточностью, чудом закравшейся в жизненный план
и сбившей тем самым с пути все последние силы.
Останься. Янтарной песчинкой в стакане воды;
в потоке «любимых», «желанных» и просто «красивых»
единственной, с кем это всё не растаяло в дым.
Останься во мне. Нарушая все принципы связи,
законы вселенной и прочее – в том же ключе. –
да всё, что захочешь!.. Ты, главное, просто останься.
Останься во мне. И прости: я не знаю, зачем.

Небо вышито звёздами белыми.
Млечный путь – по краям – в оборочках.
Знаешь, я на тебя смотрела бы
неотрывно, безостановочно.
Знаешь, я бы твой голос, кажется,
весь впитала в себя, - ни капельки
не оставив другим; ромашками
прорастая в тебя, и знаками
изъясняясь в процессе действия,
неподвластного моей логике…
Я б из музык сложила лесенку
со ступеньками треугольными,
чтоб подняться к тебе и медленно
опуститься на землю с листьями
золотисто-осенне-первыми,
золотисто-осенне-чистыми.
Я бы всем твоим снам поверила.
Я бы стала такой, как хочешь ты…
…Знаешь, я на тебя смотрела бы
неотрывно, безостановочно.